Наталья, 60 - 27 ноября 2019 13:04

"Храни меня Господь от тех, кому я верю. Кому не верю - тех остерегусь я сам" (с). Самые жестокие, циничные и безжалостные удары нам наносят те, кому мы доверяем. Открывая перед ними душу и впуская в сердце, мы, как будто снимает с себя защитные доспехи, обнажаем грудь и вкладываем им в руки оружие, которым в определенный момент они нанесут точный, прицельный удар в самую больную точку. Как опытный охотник, который выстрелом в глаз убивает белку.... "

Всё-таки размещу целиком..... много букв.... просто отозвалось...

Она сидит на больничной металлической койке, уткнувшись лицом в колени и с силой зажав уши руками. Чтоб не видеть эти жуткие, бетонные стены, исписанные чьей-то кровью. Чтоб не слышать эти дикие, душераздирающие крики, от которых стынет в жилах кровь. Сейчас она, опять как в детстве, ощущает себя маленьким, беспомощным, брошенным и никому не нужным щенком. Никому. Даже родной матери. Больше всего на свете она всегда панически боялась одиночества. И больше всего на свете мечтала, чтобы ее просто любили. Маленькой девочкой, кочуя из семьи в семью, из приюта в приют, хоть как-то пытаясь вырваться из серых будней, она полюбила мир кино. Заворожено, не мигая, вглядываясь в лица красивых актрис, она мечтала, что когда-нибудь тоже станет такой же красивой и такой же знаменитой. И вот тогда ее точно все будут любить. Вот тогда ее точно уже не бросят и не отвергнут. И вот тогда костлявые, мерзкие пальцы одиночества, наконец, разомкнутся на ее шее. Она ошибалась. Говорят, что если ты чего-то очень сильно боишься, то рано или поздно твой страх догонит и уничтожит тебя. Там, за этими серыми, ужасными стенами миллионы мужчин ее обожали, вожделели, боготворили, мечтали о ее внимании, или хотя бы мимолетной улыбке. Миллионы женщин ней восхищались, подражали ей, копировали ее прическу, макияж, походку, стиль. Ее портреты украшают афиши и обложки журналов. Но это всего лишь обертка. Красивый фантик. Счастливая жизнь, где все ее любили, существовала только на экране. Как только же режиссер кричал: "Стоп! Снято!" и гасли прожектора, все заканчивалось. И из всех углов и щелей на нее обрушивались холодные, колючие перешептывания и косые взгляды менее удачливых коллег и завистников. И даже ее Артур. Впрочем, это уже в прошлом. Это уже не важно. Она опять одна. Всегда одна. За жалкие крохи внимания, любви, нежности, тепла, всего того, что кто-то получает просто по факту своего рождения, она готова была платить сердцем, душой, телом, деньгами. Да чем угодно! Только, чтобы избежать темной, мерзкой, липкой и холодной пучины одиночества. Но ужасней всего было по вечерам, когда она оставалась один на один со своими страхами. Алкоголь и снотворное уже не спасали. По детски, наивно и доверчиво она рассказывала о своих страхах Марианне. Ей казалось, что это единственный человек , который ее понимает, который поможет ей выбраться из этого кромешного ада, и, наконец, обрести покой в ее израненной, измученной душе. "Храни меня Господь от тех, кому я верю. Кому не верю - тех остерегусь я сам" (с). Самые жестокие, циничные и безжалостные удары нам наносят те, кому мы доверяем. Открывая перед ними душу и впуская в сердце, мы, как будто снимает с себя защитные доспехи, обнажаем грудь и вкладываем им в руки оружие, которым в определенный момент они нанесут точный, прицельный удар в самую больную точку. Как опытный охотник, который выстрелом в глаз убивает белку. У Марианны были свои страхи. Страх потерять пациента и страх потерять лицензию. И эти страхи оказались важнее извечной заповеди: "Не навреди". Сильнее страха одиночеством был только другой страх. Страх повторить судьбу мамы и бабушки и закончить свою жизнь в психиатрической клинике. И вот эти страхи пересеклись и воплотились в жизнь. Она сидит в темной, тесной как склеп палате психиатрической клинике совершенно одна. Уткнувшись лицом в колени, и закрыв уши руками, она всеми силами пытается заглушить то и дело набегающие приступы паники. Тускло мерцает лампочка. За тяжелой, железной дверью, уже практически не скрываясь, постоянно снуют какие-то странные, злобные люди, с любопытством рассматривая ее в зарешеченное окошко, как зверюшку в зоопарке. Она должна быть спокойна, иначе останется здесь навсегда.

Все к черту! Резко вскочив с кровати, она схватила стул и с силой бросила его в окно. Стул с грохотом обрушился на бетонный пол. Привычное к подобным проявлением внимания стекло равнодушно звякнуло, и мужественно выдержало удар. Следующий удар. Еще. Еще. Всю накопившуюся за последние дни боль, агрессию, ненависть, обиду и злость она вложила сейчас в эти удары. Раздался звон, и сотни мелких осколков градом разлетелись по палате. Всего мгновение, и один из них угрожающие прижат к хрупкому девичьему запястью. Теперь им придется ее услышать. Позже она будет всем говорить, что сыграла сцену из фильма. Но это была не игра. Это было отчаянная попытка вырваться на свободу загнанного в угол зверя.

Всего один звонок. У нее есть право только на один звонок и нет права на ошибку. Она так отчаянно ухватилась за телефонную трубку, как за свою соломинку, как за спасательный круг, как за единственный шанс вырваться из этого кромешного ада, что, казалось, еще мгновение, и трубка просто разлетится в щепки в ее хрупкой девичьей руке. Всего один звонок, и этот ужас, наконец, закончится. Или.. не закончится. Перед глазами проплывали имена, лица, телефоны, адреса. Бесконечный поток. Их было так много, что если бы она решила записать их всех сейчас в записную книжку, то получился бы талмуд ничем не уступающий по размерам телефонному справочнику Нью-Йорка.
(продолжение в комментарии)

• 
• 
•