BEAta, 41 - 5 декабря 2006 01:49

[B]Прололжение[/B]
Сапоги были влюблены. Объектом их грез и мечтаний были белые бальные туфельки, расшитые серебряными нитями, словно украшенные морозным узором. Они не были спрятаны в коробку, как все остальные туфли, и их тоже покрывала пыль. Но иногда, когда луч света проникал в это темное обиталище, сквозь серый слой высверкивало яркими бликами на них серебряное шитье. Туфельки тоже любили сапоги, и пусть шпоры на них не блестели, и пусть они совсем рассохлись. Так они и любили друг друга на расстоянии, грустили, мечтали, надеялись…
Они всегда надеялись, надеялись на ночную грозу. Потому что, когда ночью шел дождь или гремел гром, туфельки и сапоги встречались. Делали навстречу друг другу несколько шагов и танцевали вальс. Они танцевали под стук дождевых капель о кровлю – это была их музыка, и люди, живущие снизу, не слышали стука каблуков и шелеста подошв о старые доски. Они вальсировали, пока не заканчивался дождь и, с последними упавшими каплями, уже стояли на своих местах.
Когда туфельки и сапоги танцевали, часы жалели, что не могут им сыграть свою лучшую мелодию; комод переставал ворчать и каждый раз порывался рассказать этой паре о письмах, что он хранит внутри себя; зеркало отрывалось от созерцания коридора отражений и наблюдало за ними; куклы замолкали и с умилением смотрели, как они танцуют; а мундир так переживал за них, что сам начинал раскачиваться в такт шагам этой пары. И только платья не переставали шептаться, язвить и сплетничать, ведь они были заперты в сундуке и ничего не видели и не слышали.
Так продолжалось очень и очень долго, пока однажды утром, после очень сильной грозы, на чердаке не появились люди. Они стали открывать и закрывать картонки, разглядывать кукол, смахивать пыль с мебели. Чердак начал пустеть. Сначала упаковали и увезли кукол, потом сундук с платьями, картонки и мундир, забрали и влюбленную пару. Комод покинул чердак последним.
Его отвезли в мастерскую, осторожно вытерли пыль и стали восстанавливать его первоначальный вид. Во время реставрации ящичек, который был закрыт на ключ, окрыли. Мастера очень осторожно взломали заржавевший замок и вынули письма. Когда это произошло, крышка комода раскололась пополам. Ее заменили, и комод стал как новенький. Только теперь это уже был не тот комод, он уже не ворчал по старой привычке, его душа опустела, как опустел ящичек, который запирался на ключ.
Часы тоже восстановили, и не просто вернули им первоначальный вид, но и отреставрировали старинный механизм. Теперь часы стояли в большой светлой зале среди множества других прекрасных произведений часового искусства и были счастливы тем, что вновь отсчитывают секунды, и каждый час слышен их бой.
И платья, и туфли, и шляпки, и мундир нашли свои места в музеях. Куклы в новеньких одежках красовались теперь в стеклянных витринах. Они были красиво расставлены и рассажены на игрушечной, так похожей на настоящую, мебели среди таких же фарфоровых кокеток как и они. Как и прежде их разговоры о чаепитиях и прогулках были столь же бесконечны. И платья теперь были в витринах за стеклом. Их одели на манекены, дополнили шляпками, туфельками и другими красивыми и, столь милыми женскому сердцу, мелочами. И платья были счастливы, потому что они не лежали теперь в тесном сундуке, и на них не было ни пылинки и ни одной лишней складочки. Теперь они ночами напролет обсуждали, осуждали и возмущались нарядам девочек и дам, приходивших посмотреть на них.
Бабочка, та маленькая булавка, забытая в ворохе ткани и кружева, тоже была теперь по-своему счастлива – теперь она сияла в свете электрических ламп и ею любовались, восхищались и восторженно ахали, глядя на нее, приколотую к черной бархатной подушке и накрытой стеклянным колпаком.
А по бокам от входа в главный зал музея, словно приветствуя посетителей, стояла пара экспонатов. Великолепное белое платье, расшитое серебряными нитями и алый мундир с золотыми галунами и начищенными пуговицами. Все входящие замирали возле них, любуясь этой красотой, потом они делали глубокий вдох и подходили ближе, чтобы рассмотреть подробности. Тогда они замечали, что на небольшом постаменте рядом с платьем, стоят белые атласные туфельки, расшитые серебряными нитями, словно покрытые морозным узором. А рядом с мундиром стояли сапоги начищенные и блестящие. Они побывали в руках лучших обувщиков-реставраторов и теперь выглядели как новенькие, а шпоры на них сверкали веселыми бликами.
Платье и мундир стояли по разные стороны от входа, заключенные в стеклянные витрины, а вместе с ними в стеклянный плен попали сапоги и туфельки. Они не могли теперь встретиться и танцевать вальс под музыку дождя, хотя их разделяли всего несколько шагов. Теперь они лишь с тоской вспоминали свои ночные грозы на пыльном чердаке.
[B](с) Интеллектуальная собственность аффтара[/B]

• 
• 
•