Андрей, 41 - 12 июля 2009 22:24

Ведьма
Часть первая.

На соборной площади в тот день было людно. Можно даже сказать, не протолкнуться. Сень величественного храма тяжело нависала над неспокойной толпой. Посреди площади стояло оцепление из гвардейцев, вооруженных алебардами. Их роскошная форма обычно заставляла учащенно биться сердца прекрасных горожанок, но только не сегодня. Сегодня сердца всех бились учащенно совсем по другой причине. В этот день должны были казнить ведьму. Но ведьму совсем не простую: она была богатейшей наследницей и самых что ни на есть голубых кровей. Этим-то казнь и была необычна.
Рядом с помостом на лошади восседал герцог-губернатор провинции. Его лицо было перекошено. Желваки играли на скулах, глаза не находили себе точку, чтобы остановиться и хоть на секунду замереть на ней.
- Ну, где уже она? – нетерпеливо спросил герцог.
- Сейчас уже должны привезти, ваша светлость, - учтиво, но, не теряя чувство собственного достоинства, произнес инквизитор, который стоял чуть сзади.
- Я хочу с ней поговорить, прежде чем вы ее сожжете.
- Как пожелаете, ваша светлость, - все так же учтиво сказал человек в рясе. – Но осмелюсь вам напомнить, что она дала признательные показания, и она является весьма опасной ведьмой. Не в ее власти воздействовать на инквизиторов, но вас она вполне может околдовать, а вашего приказа освободить ее мы не имеем права ослушаться. Серранский эдикт ставит вашу власть выше нашей.
- Я прекрасно осведомлен о том, что вы только что сказали, - сухо выдавил сквозь зубы всадник. – Но также я точно знаю, что ведьме со мной не справиться.
- Церковь и святая инквизиция не станут препятствовать вам, ваша светлость, - произнес инквизитор, и глаза его на мгновение блеснули недобрым огнем.
- Везут! Везут! – раздались крики в толпе.
Действительно, в этот момент на площадь въехала повозка, запряженная двумя худыми клячами. На повозке стояла клетка, в которой горделиво стояла женщина, одетая в рубище. Даже грязь на лице и многочисленные шрамы и кровоподтеки не могли скрыть ее несравненной красоты. Когда-то из-за этой красоты на дуэлях погибла по меньшей мере сотня дворянских отпрысков. Барды слагали целые поэмы, пели ей серенады…
Повозка подъезжала к эшафоту, а гул толпы все нарастал. Толпе было плевать на былую красоту ведьмы, и даже на знатность ее рода. Толпу интересовала только казнь. В клетку полетели тухлые яйца и помидоры. Наконец, несчастную вытащили из клетки и привязали к столбу, под которым уже лежала большая куча вязанок хвороста. Палач демонстративно зажег факел. В этот момент герцог подъехал к эшафоту, неторопливо спрыгнул с коня и, звеня шпорами, поднялся к месту казни.
- Ну что, любимая, не передумала? – спросил он спокойно, хотя руки его нервно подрагивали.
- Да пошел ты! – так же спокойно ответила женщина.
- Дура! – взвизгнул герцог. – Набитая дура! Я предлагал тебе все! Все, что у меня есть! А ты, ты…
- Сам ты дурак, - не повышая тона, ответила она. – Как ты был низкородной шавкой, так и остался. Думал, что раз стал герцогом, значит, все забыли, что ты сын конюха и дворовой шлюхи?
- Давай, оскорбляй меня теперь. Через пять минут ты будешь умолять вытащить тебя из огня.
- Все-таки ты дурак. Тебе не понять, что есть вещи, ради которых стоит вынести любые мучения, даже пойти на смерть в костре инквизиции. Кстати, в какую сумму тебе обошелся подкуп Великого инквизитора?
- Глупая девка, ты могла бы жить и наслаждаться жизнью со мной. А теперь ты сгоришь. – уклонился от ответа герцог.
Он сошел с помоста и небрежно бросил инквизитору:
- Она упорствует в своих заблуждениях и отказывается от причастия. Сожгите ее.
Глашатай зачитал приговор, и палач поднес факел к вязанкам. Пламя весело затрещало, потому что вязанки тщательно отбирались, чтобы ничто не могло помешать казни. Все замерли в ожидании крика. Огонь уже подбирался к краю ветхого рубища, когда неожиданно налетел сильный ветер. Ветер дул так и с такой силой, что пламя сбилось и погасло.
- Ведьма! – крикнул герцог. – Что вы стоите, олухи? Поджигайте снова!
Снова палач поднес факел к вязанкам. Пламя отказывалось охватывать все вязанки, так как ветер не давал ни единого шанса этому произойти. Наконец, вязанки облили нефтью. На этот раз ветер был бессилен помешать. Огонь яростно заревел, ринувшись к своей добыче. Над костром сгустились свинцовые тучи. Разразился сильнейший ливень. Вода, сплошным потоком низвергавшаяся с небес, снова погасила пламя. В третий раз пламя было зажжено, и в третий раз было погашено ливнем, который стихал, когда пламя гасло.
Из толпы стали доноситься возмущенные крики, что, мол, Господь не желает этой казни.
- Чернь! – презрительно заявил герцог.
- Ваша светлость, закон требует отмены казни, если она не состоялась по естественным причинам три раза, - осторожно напомнил инквизитор.
- Плевать я хотел на какой-то старый закон! – заорал герцог. – Делайте что хотите, но чтобы через пять минут она пылала, как факел.
Гвардейцы, почуяв неладное, сомкнули ряды и чуть потеснили толпу от эшафота. В этот момент, небо прорезала молния и поразила палача, который было потянулся с факелом к потухшему хворосту. Обугленное тело палача тяжело рухнуло на помост. Такое предупреждение напугало даже герцога, решимость которого сильно поубавилась, но не исчезла.
- Ведьма, проклятая ведьма! – как заклинание приговаривал он, выхватывая факел из мертвых рук палача. Вскочив на помост, он ринулся к вязанкам, но в этот момент прямо в его черное сердце вонзилась стрела. Прежде чем упасть, он увидел глаза человека в рясе инквизитора.
- Вы в порядке? – раздался над ухом страдалицы голос.

• 
• 
•