МихаилТрубицын, 66 - 22 февраля 2010 14:05

Глава 3. От замреда до консьержа, или Питер – Елец – Зеленоград
Этот текст представляет собой регрессию назад, в год 2004-й.
Итак, 22 января 2004 года – начало Обезьяны по китайскому календарю.
24 января. Вчера “МГ” (“Металлург”) опубликовал “Неверье и страх попирая” Колядова. Я об этом узнал только сегодня, скупил в киосках этот номер, дарил направо и налево, ликовал и радовался жизни. Привожу статью полностью, она стоит того:
“Впервые я увидел Михаила Трубицына в редакции елецкой газеты “Красное знамя”, куда его только что зачислили корреспондентом промышленно-транспортного отдела. Худущий и длинношеий, как аист, он сидел за столом над неоконченной рукописью и с аппетитом уплетал морковку. Его старшая коллега, ветеран советской печати, разделявшая с ним длинный и узкий, похожий на гроб кабинет, смотрела на это с нескрываемым отвращением.
“Представляешь, - шепнула она мне на ухо, отозвав как бы по делу в коридор, - целыми днями жует что-нибудь овощное. Ну прям грызун какой-то! Дай мне волю – застрелила бы и не задумалась!”. Откровение газетной волчицы не волчицы, а дворняжки уж точно, позабавило и удивило: надо же было Мише так настроить ее против себя! И чем? Обычным вегетарианством? Или его неприятием спиртного, о чем, фыркая от негодования, сообщила она же. Понятно: непьющий репортер – такая же невидаль (древнейшая профессия обязывает!), как балерина-тяжеловес. Но не отстреливать же за это!? Нет, подумалось, тут что-то другое…
“Секрет полишинеля” недолго оставался секретом. Выяснилось: единственный беспартийный сотрудник редакции М.Трубицын оказался вдобавок ко всему еще и вольнодумцем. Конечно, времена были перестроечные, горбачевские, когда многое уже дозволялось. Но не в такой же степени, чтобы бросать тень на “славное” звание идеологического работника и всё, столь же “святое” и, казалось, незыблемое! А Михаил это себе позволял, став одним из основателей и сопредседателем ассоциации избирателей, где кучковались самые отъявленные городские диссиденты и прочие недовольные. И пусть редакция не причисляла себя к бастионам надоевшего всем режима, неудобного сотрудника она как-то быстро и решительно отвергла. Предлогом для увольнения, впрочем, стало отнюдь не его вегетарианство и вольнодумство, а вульгарное недовыполнение плана по “строкажу”, в чем вчерашний строймастер (по образованию инженер) был несилен.
К тому же писание заметок и репортажей он справедливо считал делом не самым важным в своей жизни, предпочитая ему то, что давно и властно занимало его целиком, -- поэзию. В Ельце, где “поэтом”, благодаря творческой группе при той же редакции и ежемесячным литстраничкам, считает себя чуть ли не каждый сотый (некоторые уж и собранием сочинений в 10 – 15 самопальных томов обзавелись) это никого бы не трогало, не отличайся он так отношением к ней. Другой за пару присестов поэму накатает, а он, может, за неделю, а то и месяц -- всего одну стихотворную крохотулю. Но какую! Запомнилась его “Русь несвятая”:
“В скудельницах торных просторов покоится пращуров прах. Украинной вольницы норов железом распят на холмах. Устав от земного полона, князь Дмитрий мечтает, как встарь, рассеять поганых у Дона и меч возложить на алтарь. Дымится земля под крестами, встают из разверзшихся ран несытые Гитлер и Сталин, за ними – хромец Тамерлан. Улусы волшбы и мороки, где нежить вступает в права… Подвижники и скоморохи, чья слава в преданьях жива! Неверье и страх попирая, стучите потомкам в сердца! И выстоит Русь несвятая по воле людей и Творца”.
Эти, как и другие его стихи, навеянные вселенскими и восточными мотивами, иногда печатались, вызывая в основном недоумение и неприязнь: “Возносится больно! Писал бы, как все, – без заморочек!”.
Вытесненный к девяностым из газетчиков, Миша, впрочем, долго не унывал: устроился ответсекретарем в общество охраны памятников истории и культуры, а по выходным торговал книгами на рынке, прямо под окнами своего дома, где он до сих пор живет в двухкомнатной квартирке вместе с женой, заводской работницей, и тринадцатилетним сыном. Любимое его занятие в свободное время – политические тусовки. Автор этих строк уверен: пройдет время, и местные краеведы в своих опусах о революционных девяностых чаще всего будут называть его имя - как активиста практически всех новообразованных партий, движений и обществ, начиная от “Демроссии” и “Демвыбора” и кончая НТС (Народно-трудовым союзом) и партией “зеленых”. Вдобавок ухитряется руководить литературным объединением “Верба”, эзотерическим клубом “Тезис”, Духовным альянсом России и еще, наверное, десятком подобных, порою формальных, но отчасти весьма жизнеспособных организаций. Руководит и участвует во всем совершенно бескорыстно, не получая за труды ни цента.
Ну а на жизнь поэт зарабатывает журналистским пером в крошечной частной газетке, широко известной своей склочностью и крикливостью. Позицию издателя (он же главред) совершенно не разделяет, что доказал однажды, оставшись за него на пару недель. Малограмотный политлисток за это время превратился в совершенно иное издание, о чем не без улыбки вспоминают подписчики. Открыв свежий номер “Елецкой газеты”, вместо привычных бессмысленных “простынь” на первой полосе они увидели нечто фривольное и занимательное. Одни заголовки чего стоили: “Изучайте мат”, “Проституткам – надежную крышу!”, “Иисус – колдун ХХI века”… Тут слилось всё: и стремление, столь органичное для творческой личности, эпатировать обывателя, и протест против редактора-конъюнктурщика, и чисто либеральные пристрастия.
Появились небольшие заработки, появилась возможность издать свою поэтическую книжку. В ней – верност�

• 
• 
•